ГЛАВА 2. ЛЮБИ

Когда узнаешь такой диагноз, твой мир рушится. Нет, не в одно мгновение, как принято считать, а постепенно и мучительно. Не прошлая жизнь пролетает перед глазами, а медленно разворачивается будущая. Перед тобой открываются все новые стороны твоей теперешней жизни и ближайшего будущего – дальнего у тебя теперь просто нет. И от твоего неведения картины представляются одна страшнее другой.

Ты никогда раньше и не думал о таком. И даже если думал. Ведь все люди думают о смерти время от времени, и чем старше становишься, и чем труднее становится жить, тем чаще думаешь. Но ты никогда не думаешь об этом ТАК. К тому же, ты отказываешься верить тому, что происходит.

Жизнь совершенно непостижимым образом, вдруг, из луча превращается в отрезок. И мало того, что он конечен, он еще оказывается и не так хорош, как тебе представлялось. Твоя жизнь - вовсе не отрезок правильной ровненькой прямой,  который ты тщательно и со всем возможным старанием выводил столько лет, это отрезок какого-то зигзага с ухабами и кочками, как будто какой-то лентяй и двоечник начертил его как попало. Как ни странно – луч, предшествовавший отрезку, был более предсказуем. Ведь то, что не было сделано, еще можно было успеть сделать. Побывать там, где не успел побывать. Отдать долги. Доучить детей. Купить то и это. Обеспечить свою жизнь на пенсии…

Все вдруг пропадает. Ты не понимаешь, чего и сколько ждет тебя впереди. Сколько у тебя времени. Что тебя ждет в ближайшем будущем и вообще – есть ли оно у тебя, это будущее.. Жизнь вдруг оказывается конечна. И не 20 лет впереди, а… Сколько? Никто и никогда не сможет ответить тебе на этот вопрос.

Внутри тебя образуется черная дыра с рваными острыми краями. Каждый взгляд туда, каждое движение, каждое слово причиняют боль. Эта черная дыра внутри затягивает в себя. Ты не можешь вздохнуть. И выдохнуть тоже не можешь. Не можешь сосредоточиться на том, что говорят окружающие. Не можешь выпрямить спину. Не можешь работать. Не можешь спать. Не можешь плакать, но и не плакать тоже не можешь. Не можешь смеяться. Не можешь взглянуть в глаза любимому человеку. Не знаешь, о чем с ним говорить. Не понимаешь, как с ним говорить. Не знаешь, как оправдаться перед окружающими, потому что время от времени «прокалываешься» - забываешь что-то сделать, оговариваешься, не успеваешь придумать, чем объяснить свое опоздание или несделанную работу.

 Ты просыпаешься ночью и не можешь уснуть. Капаешь успокоительные в стаканчик. Засыпаешь в слезах. Хочешь проснуться ДО этого. Пытаешься вспомнить, как ты просыпалась тогда. И все время спрашиваешь: «Почему я?! Почему ЭТО – со мной? За что?» Все время кажется, что такого просто не может быть…

Это неправда, что врачи сейчас говорят все как есть. Да, они говорят, но… Это эвфемизмы. Врачи - люди, и они боятся пораниться о твою рваную черную дыру внутри.

Это неправда, что врачи привыкают. Они боятся истерик больных. Они закованы в рамки инструкций, могут только выписывать бесплатные лекарства, стандартные схемы. И прекрасно понимают, в каких условиях мы живем, и что бесплатное лечение – это лишь малая толика того, что потребуется для жизни человека с таким диагнозом. Поэтому осторожно намекают, что неплохо было бы такое-то и такое-то лекарство добавить к стандартной схеме. Но купить его надо самостоятельно, за свои деньги. И рецепт врач выписать не может, не положено потому что. А риск – это вовсе не дело врачей, им это незачем. Если оказывается, что лекарство в пяти ампулах, скажем, за полторы-две тысячи ты себе позволить можешь, в следующий раз тебе снова посоветуют какое-нибудь хорошее лекарство – возможно, существенно дороже, или «повторить» то лекарство, которое тебе уже помогало. Врачи, конечно, не интересуются, где ты берешь деньги на эти лекарства, и сможешь ли ты провернуть этот фокус еще разок. Как правило, повторять его приходится каждую неделю – не реже.

Врачи -  люди. Они ходят в больницу всего-то - работать. Каждый день. Как вы себе представляете ежедневное самопожертвование? Вот вы лично смогли бы жертвовать собой каждый день? Не стоит думать, что в медицину идут сплошь пассионарии. Они там, безусловно, есть, но, полагаю, процент их не больше, чем в других профессиях – среди ученых, например, или инженеров. Если больше, чем среди экскаваторщиков – уже хорошо. Но уж точно меньше, чем среди бизнесменов.

Врачи зашифровывают диагноз в лукавые сокращения и кодируют свои записи специальным врачебным почерком, который возможно разобрать только тогда, когда ты знаешь, что там написано…

…Я прорывалась через сокращения, смесь латиницы с кириллицей, незнакомые до этого дня термины. Слезы застилали глаза. Я перебирала результаты анализов, вчитываясь в показания и сверяя их с нормой. Ничего не понятно. Если норма показателя – 3,0, то 97,0 – это, конечно, много. Но насколько критична эта величина? Может быть, предел – 100, и тогда ужас-ужас. А если предел 2 500? Тогда все еще не так уж и плохо. Но ответов нет. Они, наверное, есть в медицинских справочниках и врачебной практике, но нам такая информации абсолютно недоступна – в интернете ее тоже нет. Глаза болели и слезились. Я глотала страницы сайтов, перебирала все возможные комбинации поисковых запросов. Интернет выдавал все новые ссылки из своей бесконечной утробы, тексты начали повторяться, и в какой-то момент я поняла, что прочитала, видимо, все.

Но прочитать и получить ответ – это разные вещи. Я не получила практически ни одного ответа. «Бывает», «может быть», «обычно так, но бывает и эдак»… И ни слова о моей конкретной ситуации. Все около, все примерно – живи, как хочешь. Или как сможешь. Медицинские тексты с иноязычных сайтов оказались отчасти  «не по зубам», отчасти дублировали уже полученную информацию. Не за что зацепиться, не на что опереться.

28 октября 2011 года. Никогда не забуду этот день. По результатам обследования мужу поставили диагноз. Большая, почти закрывающая внутренний просвет сигмовидной кишки, опухоль. На рентгеновском снимке она была видна даже такому дилетанту как я. Все – и врач, и Он почти в открытую говорили мне, что опухоль такого размера может быть только злокачественной. Я сопротивлялась и отказывалась верить очевидному – в точности так, как это описано в психологических книжках, которые я прочитала позже. У мужа не было ни кровотечений, ни гноя в кале – как это описано в статьях. У него было вполне приличное самочувствие – до этого мы съездили в отпуск на машине, а это, ни много ни мало, две с половиной тысячи километров туда и столько же обратно. Он продолжал работать, играть в волейбол два раза в неделю. Биопсия опухоли тоже ничего не показала. Я цеплялась за призрачную и ускользающую надежду, тем более, что сначала в карточке было написано T4NxMx (по так называемой классификации TNM) – то есть, метастазы не обнаружены, хотя размеры опухоли соответствуют третьей-четвертой стадии.

Манера врачей называть все какими-то словами-заменителями выводила меня из себя. Я не сразу осмысливала то, что говорил мне муж. Думаю, он и сам понимал не все, передавая мне собственные интерпретации. Я впервые увидела в медицинской карте странное сокращение: c-r. Cancer. Рак. Рак сигмовидной кишки. Карцинома. Теперь-то я это знаю. Есть еще «з.н.» - злокачественное новообразование. Mts – метастазы. Сейчас, когда я вижу название известного оператора сотовой связи, у меня такие ассоциации… Как ни назови, одно и то же – рак, онкология, злокачественная опухоль. С кем эта игра в прятки?

Пока я продиралась через врачебные эвфемизмы и бродила в лабиринтах собственных надежд и заблуждений, уходило время. Оно было мне нужно, потому что приходилось работать, готовить, следить за тем, чтобы муж вовремя ел и принимал таблетки. А еще надо было найти эти таблетки, потому что каждый врач лечил свою частичку организма моего мужа, они в упор не видели перед собой человека. Только досадный ходячий экспонат, который не укладывался в их привычные представления со своими анализами и самочувствием. И дело даже не в привычных представлениях. Просто врачи ничего не знают о болезнях. Вернее, они только и знают, что о болезнях, их и лечат. А мне нужен был мой муж, и лечить нужно было именно его, с его не укладывающимися в их медицинское прокрустово ложе анализами и самочувствием.

Я наконец-то осознала, что целиком он нужен только мне. И мы с ним начали другую жизнь…