ГЛАВА 6. ПЕРВАЯ ХИМИЯ

Описать ужас, которого я натерпелась перед первой химией, практически невозможно. Я огребла все кошмарные кошмары, которые есть в книжках и интернете. Плохое самочувствие, непереносимая тошнота, выпавшие волосы… что там еще, добавьте сами, это несложно, если в поисковике набрать «химиотерапия».

Я купила таблетки от тошноты и только дома разобралась, что принимать их при химиотерапии категорически противопоказано. Я купила мятные конфеты – выбирала покрасивее и подороже – они оказались вообще несъедобными, к тому же у мужа не было ни малейшего желания их употреблять. Даже наша младшая дочь, отличающаяся причудливыми пищевыми пристрастиями (причудливыми исключительно для нашей семьи), не смогла их есть. Хотя высоко ценила, например, шоколад с ментолом. Мои коллеги, кстати, с превеликим удовольствием вышеуказанные конфеты впоследствии слопали, и даже выражали сожаление, что они так быстро кончились.

Мы с мужем прорабатывали план, как его забирать после химии домой – сам-то он не то что водить машину, но и идти не сможет, как нам представлялось…  В конце концов, договорились со старшей дочерью и ее бойфрендом, напугав заодно и их. Схема доставки в больницу и обратно была многоходовой, с запасными вариантами в виде вызова такси или оповещением кого-то из друзей.

Я перенервничала ужасно, не могла спать. Р., как ни странно, спал нормально – может, потому что не читал всю ту чушь, которую одолела я в своем познавательном рвении. Я собирала его сумку, как будто он шел в многодневный поход. В результате все мои усилия оказались «пустыми хлопотами»,  в этот день он сдал только анализ крови и вернулся ночевать домой – в отделении сломалась машина, на которой возят лекарства между двумя онкологическими отделениями, которые находятся на противоположных окраинах города, и фторурацил для капельниц не привезли. «Это Родина, сынок» – помните анекдот, который рассказывает герой Янковского в «Ностальгии» Тарковского?

Все перенесли на завтра, и я снова плохо спала ночью. Утром муж уехал на машине – в случае чего, готов был съездить за лекарством на другой конец города. Я снова нервничала, поскольку мне казалось, что вести машину ему очень трудно. Но оказалось, что фторурацил уже на месте. К слову сказать, с того времени все лекарства ему стали выдавать на руки заранее. А машина ночевала под окном больницы, и он на ней спокойно приезжал на лечение и потом уезжал домой.

Современная капельница для химиотерапии – это вовсе  не длинная палка на колесиках, как я думала и как до сих пор показывают в кино. Это портативный переносной насос размером с высокую обувную коробку, правда, намного тяжелее. На дисплее написано, сколько еще лекарства осталось закачать, так что можно с достаточно большой точностью вычислить, когда закончится одна капельница и начнется следующая, впрочем, как и вычислить продолжительность всего лечения. Капельницы-«палки» тоже есть – когда муж попал на химиотерапию перед самым Новым годом, ему досталась как раз такая, на всех насосов не хватило. К нашему изумлению, с «палки» капалось быстрее, и все закончилось часов на пять раньше, чем обычно. Хорошо это или плохо – сказать не могу, на его самочувствии замена ровным счетом никак не сказалась.

Забегая вперед, скажу, что в отделении химиотерапии «босых на голову» вообще видела крайне мало,  причем, в основном, это были совсем молодые парнишки. На местном жаргоне лекарство, которое им вводили, называется «химия с парикмахером». Говорят, что врачи должны предупреждать о таком эффекте еще до курса – чтобы снять негатив. На мой неискушенный взгляд хорошо бы предупреждать пациентов и том, что облысение им не грозит, поскольку про «парикмахера» мы узнали много позже, курсе на четвертом (прямо как в институте – «первокурсник», «второкурсник». Отличие в том, что на химии бывают и девятикурсники, и двенадцати…). На качестве шевелюры моего мужа пять курсов химиотерапии отразились, но не глобально – волосы немного истончились и поредели, но, честно говоря, заметили это только я и его парикмахер. Через семь курсов корни у корней стали седыми почти все – такой эффект давала химиотерапия, «съедая» пигмент. Один раз видела в коридоре женщину лет за шестьдесят в парике. Вполне допускаю, что она носит парик не из-за химии, а в принципе – скажем, моя тетя, которой 85 лет, паричок надевает, когда ходит по магазинам, хотя в обычной жизни и по праздникам делает прическу все же из собственных, всегда вовремя покрашенных волос. Как-то мы обсуждали с ней качество кремов от морщин,  и она похвасталась французским кремом, привезенным зятем из заграничного вояжа. Я пошутила:

- Неужели тебе уже нужен крем от морщин?
 - Да, стали морщинки появляться!
- Да ну, может у тебя уже и седые волосы есть?
- Это нет, седых волос я себе не позволяю!

Кстати, у этой моей тетки существует собственная – медицинская - версия, почему Пушкин так уж любил осень. У него (как и у нее, у тети) было пониженное давление, а осенью при плохой погоде, когда пасмурно, оно поднималось. И он хорошо себя чувствовал, а осень любил бессознательно, но именно по этой причине. Стоит заметить, что тетя выросла в глухой деревне, тяжко работала с малых лет, пережила войну, получила высшее образование и помогла выучиться всем своим четырем сестрам (среди которых моя мама) и младшему брату. Вот где запас жизнелюбия и энергии! А в войну ели, между прочим, и кожуру от картошки, и гнилую картошку – что бы, интересно, сказал Серван-Шрайбер по этому поводу? Что это была экологически чистая гнилая картошка? Другая моя тетка училась в институте, в районном городе. С каникул в деревне она привозила в общежитие мешок картошки и кусок сала. Это была еда на весь семестр – денег-то не было.

У моего мужа есть такая удивительная особенность: кровь из вен не вытекает. А еще он раньше мог запросто сознание потерять, когда у него брали кровь. Из пальца – еще ничего, а вот из вены... Когда он сдавал кровь, медсестрам приходилось вытягивать ее шприцем то из вены на ступне, то на кисти - кровь не желала покидать тело. Хотя стоило порезаться - кровь текла как у всех людей. Один раз я уронила нож, а муж его подхватил – чисто рефлекторно, прямо за лезвие. И рассек руку между большим и указательным пальцем. В общем, кое-как кровь остановили, но под рукой не было ровно ничего, чем можно было бы рану перевязать. Тогда я сделала повязку из ежедневной прокладки и примотала ее лоскутами старой простыни. В больнице сильно удивились, как это ему удалось сохранить рану в практически стерильном состоянии – повязку-то он снял до того, как зашел в кабинет, и интимная тайна осталась между нами. Кстати, этот опыт я еще не раз применяла в разных ситуациях. Мои «пациенты» сначала сильно удивлялись, особенно мужчины, как вы понимаете, но метод не дал сбоя ни разу.

Плюс к этой особенности, вены у мужа «залегают» очень глубоко, их практически не видно, и ввести ему иглу в вену не всегда удается даже очень опытным медсестрам. Представьте, как это все происходит теперь, когда анализ крови из вены нужно сдавать каждую неделю, а то и чаще, и нужно находить вену для химиотерапии.

Из неприятных ощущений от химиотерапии – мочегонный эффект одного из лекарств, не могу точно сказать, какого, неприятный привкус во рту, повышенное слюноотделение, незначительный насморк и отек слизистой носа, состояние, близкое к запору, плохой аппетит. Снижение аппетита – не скажу с уверенностью, что от лекарств, возможно, просто из-за невкусной пищи. Как кормят в российских больницах, наверное, знают все.

У сопалатников, с которыми мы потом встречались часто, были разные реакции. Так, у одного молодого парня появилось что-то вроде небольших лишаев, причем после первого же укола. Кто-то плохо спал – впрочем, как спать в семиместной палате,  в которую муж пару раз попадал, мне вообще трудно представить. Больные – народ преимущественно все же немолодой и в принципе нездоровый, помимо онкологии хватает диагнозов. Кто храпит, кто кашляет, кто ночью по десять раз встает и выключатели путает, будя всю палату…

Еще одно следствие химиотерапии – «сожженные» вены. Причем, «горят» они не в месте введения шприца, а выше, там, где входит лекарство. Иногда это сопровождается болезненными ощущениями – не то чтобы вена болит, но вот волейболом муж заниматься не мог. Хорошо помогает мазь «Троксевазин» после того, как прокапают курс. А еще лучше сразу же смазывать кожу от укола и немного выше мазью «Пантенол». «Брызгалка» не годится, так как не угадаешь, куда пена попадет. Ну и так, с пеной не слишком-то удобно, это для ожогов, к которым прикоснуться нельзя, подходит больше.

Посещение отделения химиотерапии лично на меня оказывало сильное психотерапевтическое воздействие. На мужа, по-моему, тоже. Когда видишь, как вокруг тебя страдают люди, слушаешь ужасные истории про невозможность установить диагноз и бессмысленные операции, понимаешь, что тебе отнюдь не хуже всех. Возможно, это прозвучит цинично, но благодаришь бога, что тебя хоть в чем-то обошло. Наша оперная звезда Елена Образцова рассказывала, что ее всю жизнь мучили ужасные мигрени, от которых она в буквальном смысле кричала в голос. Обслуживали ее кремлевские врачи, вежливые и всетерпеливые. Но вот однажды к ней приехала женщина-врач, которая гаркнула на свою звездную пациентку: «Скажи спасибо богу, что у тебя только это! Посмотри вокруг, как люди страдают!»

Постарайтесь посещать своего больного, даже если он ложится в больницу на два – три дня. Уверена, что мой муж, всегда такой независимый, не слишком компанейский,  не требующий особого к себе внимания, ждал моих приездов не столько потому, что соскучился, и что я привозила вкусную еду. Им там всем отчаянно хочется продемонстрировать окружающим, как их любят. Не так им нужна какая-то реальная помощь или домашние деликатесы, как уверенность в том, что ты примчишься в любое время – пусть из-за пустяка, пусть из-за каприза. Потакайте маленьким слабостям своих близких, демонстрируйте свою заботу - ведь это и есть повседневная любовь…

Больные «на химии» всех калибров. Совсем зеленые пацаны по 19 – 20 лет, мужчины в возрасте моего мужа, старики. Все выглядят старше своих лет – бледные лица, щетина, мешковатая одежда. Больница равняет всех. Одни нарочито оживлены и разговорчивы, другие унылы и замкнуты. Кто-то читает – в отделении маленькая библиотека, несколько стеллажей с разномастными потрепанными книжками. Кто-то мучает окружающих байками и россказнями. Кто-то смотрит телевизор, что непросто в условиях семиместной палаты и крошечного, 12 – 14- дюймового экрана, подвешенного у потолка, в углу палаты. Муж всегда берет с собой ноутбук и модем для мобильного интернета. Иногда берет диски с фильмами, иногда скачивает дома торренты, иногда кино привозит на жестком диске дочь. Смотреть кино и слушать музыку – его любимые занятия, как и копание в интернете. Это хорошо отвлекает, можно прерваться в любую минуту. В ушах – наушники, даже если звук не нужен – так проще переносить пребывание в палате и навязчивые рассказы дальнобойщика на соседней кровати.

…Когда муж вернулся с первой химии, я увидела подъехавшую машину в окно, открыла дверь и ждала в прихожей, пока он поднимался. Однако вместо него совершенно неожиданно для меня в квартиру зашла незнакомая женщина – невысокая, неприметная, лет за 50. Она оказалась новой соседкой с пятого этажа, где до нее жила совершенно сумасшедшая семейка, сводившая с ума и весь наш спокойный пенсионерский подъезд. Соседка начала выспрашивать про  паспортный стол, про домоуправление, еще какую-то лабуду – мой муж числился старшим по подъезду. Представьте, я не нахожу себе места, жду мужа после первой химии, и тут, так некстати, эта женщина, и все не может угомониться, все что-то спрашивает и спрашивает. В это время зашел муж. И соседку вроде выпроводить неудобно – она ведь не виновата, что нарисовалась в столь неподходящий момент, и тетка все не умолкает, но ведь не объяснишь ей с порога – мол, слушай, у меня тут муж с химиотерапии вернулся... Наконец, мне удалось прервать поток ее сознания и соседка даже начала совершать поворот оверштаг, с целью покинуть нашу гавань. Я, чтобы соблюсти приличия, спросила ее почти в спину –  как вас зовут? Она обернулась и сказала: «Надежда». Я опешила на секунду, а потом сказала мужу: «К нам пришла надежда…»